Иииль

 

Грен проснулся резко, будто от толчка. 

Опасность он чуял, как говорится, буквально задницей. И это чутье, обострившееся за долгие дни беспросветного кошмара, никогда не подводило. Иначе бы он не смог выживать так долго.

Лежа на спине в кровати гостиничного номера, он всматривался в темноту, рассеиваемую ставшим уже привычным зеленоватым свечением, сочившимся из окна сквозь плотные шторы. Рядом тихонько посапывала давешняя девица; имя ее он не помнил, да и не старался запомнить. 

Из-за двери доносились приглушенные шорохи и пощелкивания. И они приближались.

Грен вынул из-под подушки пистолет. Ощущение тяжелой рукояти в ладони придавало уверенности, хотя от пистолета мало толку; это мизерный шанс на спасение, скорее психологическая поддержка, чем реальное оружие.

Шорохи и щелчки, доносившиеся из коридора, внезапно затихли, казалось, как раз возле его номера. Потом что-то несильно толкнуло запертую дверь снаружи. Поскреблось.

Грен мысленно выругался. Направил пистолет на дверь. Страх леденящими пальцами сжал бешено колотящееся сердце. Ему казалось, что стук его сердца слышит то, что сейчас за дверью. Он стиснул зубы, готовый к худшему. 

Девка, похоже, тоже обладала чутьем на опасность. Она проснулась, и, молча схватила его за руку. Он грубо оттолкнул девушку, сделал страшные глаза и прижал палец к губам — тихо, мол! Девчонка часто-часто закивала.

«Соображает, — мелькнула мысль. — Но только бы у этой шлюхи вдруг не случилась истерика. Тогда — конец!»

В этот момент дверь снаружи толкнули уже сильнее.

«Не уйдет, — тоскливо подумал Грен. — Настойчивое дерьмо. Чует оно нас, что ли?».

Девица зажала рот ладонями, сжалось к комочек у стены, но не проронила ни звука.

Грен прикинул варианты. Можно двинуть девчонку рукояткой пистолета по затылку, оглушить, а самому спрятаться в туалете, в надежде, что то, что сейчас ворвётся — а в том, что оно ворвётся, сомнений у Грена не вызывало — довольствуется девицей. Но надежды на это было мало. Грен не верил в то, что оно его не учует. 

Впрочем, путь к отступлению еще оставался.

Грен, стараясь двигаться бесшумно, соскользнул с кровати, поспешно натянул джинсы и, осторожно приоткрыв шторы, выглянул на улицу. Там все было залито мертвенным зеленоватым светом. Непроницаемо черный Шар в ореоле яркого свечения мерцал высоко в небесах, окруженный свивающимися в спирали тучами. Это зрелище, хотя и стало уже привычным, но по-прежнему завораживало и пугало.

Номер располагался на втором этаже — на первом комнат для постояльцев не было, только холл и ресторан — и окна находились как раз над наклонным козырьком над главным входом. Грен предусмотрительно выбрал расположение номера таким образом, что б можно было соскочить на козырек, а оттуда — уже на землю. Фасад отеля выходил на тихий переулок, ведущий к парку. На проезжей части валялся одинокий опрокинутый автомобиль.

Грен всё еще колебался, не зная, что делать. Выбираться на улицу, в эту вечную ночь, очень не хотелось. Помещение давало хотя бы иллюзию относительной безопасности. Но то, что было в коридоре, не оставляло выбора.

И тут снова раздались тихие щелчки и шорохи. И они явно удалялись по коридору. Грен вытер холодный пот со лба. Ноги стали ватными и он сел на кровать. Руки ощутимо дрожали.

Грен, стиснув зубы, прислушался. Тишина. Напряженная, гуще и тяжелее темноты. Зеленоватое призрачное мерцание выхватывало из тьмы очертания мебели: помятую, видавшую виды кровать, стулья, опрокинутые ещё вчера вечером, во время краткого, но бурного секса с девицей, когда использовались все предметы интерьера, палас со следами грязи на полу…

Пот, холодный и липкий, струился по спине. Грен чувствовал себя пойманной мышью, ожидающей удара когтей. 

Девушка, чьи темные глаза блестели в зеленоватом полумраке, сжалась на кровати, обхватив руками голые колени. Её дыхание, быстрое и прерывистое, казалось, разносилось на весь отель. 

Внезапно, с глухим шумом, в дверь врезалось что-то тяжелое. Дерево застонало, задрожало. 

Девица зашлась в диком визге.

Дверь вышибло страшным ударом снаружи. Одновременно оглушительно загрохотали пистолетные выстрелы. Грен нажимал на курок, словно ему заклинало палец, пока не раздался сухой щелчок вместо выстрела…

***

Грен, подгоняемый ужасом, ковылял по улице в привычном зеленоватом сиянии Шара, сильно хромая и припадая на подвернутую при прыжке из окна ногу. В руке он всё ещё сжимал бесполезный пистолет. 

Страшная участь девицы по прежнему стояла перед глазами. Девушка дала ему бесценные секунды, и Грен успел выпрыгнуть из окна…

Зеленоватый свет, исходящий от Шара, казалось, искажал реальность, превращая привычные очертания зданий в причудливые, текучие формы. Исходящие от Шара едва ощутимые вибрации складывались в сознании в протяжный, давящий и пугающий звук: «Иииль… Иииль…».

 Грену казалось, что улица тянется бесконечно; каждый шаг отдавался нестерпимой болью в подвернутой ноге. Здания вокруг искажались; их стены то выпячивались, образуя неестественные выступы, то втягивались, создавая пугающие провалы, залитые мраком. Окна превращались в зловещие мертвые глазницы. Даже асфальт под ногами искривлялся, и приходилось постоянно переступать через неровности, которые то появлялись, то исчезали. 

В этом новом, изменившемся мире не было ничего стабильного, основательного…

Грен оглянулся, движимый чутьем. 

На краю освещенного Шаром пространства, на границе света и тени, расплывчато мерцал странный призрачный силуэт. Холодный ужас, парализуя волю, охватил Грена. Он попытался бежать прочь от этой призрачной фигуры, но травмированная нога предательски подкосилась. Он рухнул на колени, резкая боль пронзила ногу, заставив застонать. 

Зеленое свечение Шара стало ярче, искажая реальность до такой степени, что Грену стало трудно ориентироваться. Обычные предметы превращались в невообразимые фантасмагорические фигуры. Фонарный столб — в гигантский, костлявый палец, указывающий в пустоту; брошенные посреди улицы автомобили — в сгорбившихся чудовищ. 

Грен с трудом поднялся, и, сцепив зубы, стараясь не обращать внимание на боль, продолжал упорно хромать вдоль фасадов угрюмых, мертвых домов. Он больше не оглядывался — не позволял страх. 

И тут он заметил проход между двумя ближайшими зданиями — узкий, темный переулок, куда не проникало зловещее свечение Шара. Собрав последние силы, Грен свернул туда. Сердце бешено колотилось в груди, а в ушах звенело.

Здесь царил мрак, не нарушаемый сиянием Шара. Стало немного легче. Давление Шара на сознание ослабло. Но всё ещё ощущались слабые пульсации в воздухе: «Иииль… Иииль…».

Силы окончательно покинули Грена. Он обессилено опустился на асфальт, прислонившись спиной к стене. Он знал, что жуткая фигура может появиться в любой момент, но страх притупился. 

Призрачный силуэт возник у входа в переулок, медленно, словно густая, липкая субстанция, растекаясь в воздухе. Его форма была неопределенной, постоянно меняющейся. То это был огромный, когтистый паук, то измученная, изломанная человеческая фигура, то просто бесформенная масса тьмы.

«Иииль… Иииль…»

Звук усилился, став осязаемым, вибрирующим в костях. Грену казалось, что этот звук исходит не от Шара, а от самого преследователя.

Теперь призрак виделся отчётливее. Он стал больше похож на человеческую фигуру, но ужасающе искажённую, с длинными, тонкими, как щупальца, конечностями и непропорционально большой головой, из которой торчали острые шипы. Его глаза — если это можно было назвать глазами — мерцали неестественным холодным мерцанием, столь похожим на зеленоватое свечение Шара. От призрачной фигуры исходил леденящий душу холод, который проникал прямо в тело, замораживал кровь в жилах.

Стена, к которой привалился Грен, дышала и пульсировала, словно живая.

«Иииль… Иииль…». 

Силуэт навис над ним, его ледяное дыхание опалило лицо могильным холодом. Грен закрыл глаза, ожидая смерти. Или участи, худшей, нежели сметь. Страха уже не было. Лишь бесконечная усталость и безнадежность. 

Он ощутил резкий толчок, будто его подбросило вверх. И наступило небытие. 

Грен очнулся. Он лежал на холодном асфальте, нога ужасно болела. Призрачный силуэт исчез. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь легким шелестом ветра. Воздух был густым, влажным, пахнувшим плесенью и чем-то ещё, невыразимо неприятным — чем-то, что напоминало запах разлагающейся плоти.

С трудом поднявшись, Грен вытер холодный пот со лба, сделал несколько неуверенных шагов. 

И… асфальт под ним содрогнулся; внезапно превратился в вязкую жидкость, в которою Грен провалился по пояс, ощущая, словно его рвет на части — физическая боль в ноге смешивалась с вновь вернувшимся ужасом, парализующим волю. 

Грен в отчаянии рванулся, но его неумолимо затягивало все глубже. Вот он провалился по шею. Вот вязкая жидкость проникла в рот, ноздри. Вот она сомкнулась над головой…

Последнее, что Грен услышал в этом мире был всё тот же пульсирующий мертвенный звук: «Иииль… Иииль…»